Мифологическое (Михай Эминеску)

Мифологическое

Перевод С. Шервинского

Вот из-под сводчатых скал, из горных ворот величавых

Вышел старик Ураган, на плечах облаков погоняя

Молниеносных коней, запряженных в возок громозвучный,

В ветре его борода развевается мглой серебристой.

Волосы спутаны вихрем; венец зубчатый на старце,

Из голубеющих звезд и молнии алой сплетенный.

Гулко хохочет старик, увидя, как горы схватили

Скальные шапки свои и, кланяясь, наземь швыряют.

Шумно хохочет и лес, сердечно приветствуя старца,—

И вековые дубы, и чинары, и древние сосны.

Ропщет лишь море одно, устрашаясь беды, принесенной

Старым владыкой ветров в его опьяненье безумном.

На море гонит он рать, и строй его армии черной

Солнечным прорван багряным лучом. Вереницей тяжелой

Туча за тучей бежит, торопясь, по зеленому небу.

Бороду гладит старик Ураган и несется меж ними

В ветхой повозке своей, грозовыми конями влекомой.

Так расшаталась телега и так расскрипелась, что, мнится,

С вечных сорвется верей весь мир. И сетует солнце:

— Ну и напился старик! Чему ж удивляться — он выпил

Пол-океана, теперь в утробе у старого бродит

Горький напиток морской, — я в этом само виновато.

Я ж океанской водой наполняю до края стаканы

Туч и воду к тому ж озаряю пурпуровым светом.

Но никому невдомек, что он на такое способен!

Пьяница старый теперь разорит, пожалуй, за сутки,

Менее даже, карман страховых румынских компаний! —

Солнце, в щелку меж туч проглянув, язык показало,

Бороду старца щекочет лучом. Улыбается пьяный:

— Чем ты, Пепеля, себя молодишь? Почему не стареешь?

Тысячи лет наблюдаю тебя — все ты молод и молод!

Или румянишься? А? Теперь это можно… Иначе

Мне непонятно, как ты уже тысячи лет все такой же!

— Да замолчи ты, охальник седой! Тебе бы проспаться!

Как я тебя застаю? Венец — набекрень… Хорошо ли?

Ведь разоряешь весь мир своим ты дурацким весельем! —

Ну, а у звезд белокурых правительства тупы — приличных

Ровных шоссе провести не хотят по лазоревой степи.

Перевернулся возок и увяз наш старец в болоте.

В облачной тине чуть-чуть сапоги не оставил! Да, впрочем,

Что ему! Тучи знай топчет и пляшет свой танец чабанский!

Вот одного из ветров за голову хвать — и подбросил.

Тот кувырнулся, а старца вдруг молния-клоп укусила,

Чешется он о стволы, как телок о плетень из ракиты.

Тучи, красны от стыда, убегают, а ветер улегся

Между горами и лесом… Бредет Ураган, помрачневший,

К замку из сумрачных скал, отворяются чудо-ворота

И пропускают его в огромные серые залы.

Вот он снимает венец с головы. На гвоздик повесил,

Блещет корона во тьме, красивая, молнией красной,

Окаменевшей меж туч… И кожух он повесил на печку,

Мокрые снял сапоги, портянки черные тоже, —

Словно две вспаханных нивы пред адским огнем разостлал их,

Чтобы просохли… Снимает кушак, из него высыпает

Горсть золотых в деревянную ложку — огромную, с погреб, —

Черную вовсе от дыма. Потом на туманной перине

Старые кости король растянул и храпит богатырски.

И завывают в ответ в подземных глубинах пещеры.

Даже и гор исполинских подножья, гремя, потрясает

Храп старика-короля. На дворе между тем незаметно

Древний скряга Мороз, с лицом постоянно унылым,

Золото тащит зари в мешках, понашитых из мрака,

Чтобы в рубины его превратить. Понемногу темнеет,

Солнце прильнуло к воде, примиряет морскую тревогу,

Гладит лицо голубое и, в глубь морскую проникнув,

В светлых играет волнах, ласкает лазурные груди

Золотом ярких лучей… Но смотрит оно и на землю…

И подымают цветы головки игривые к солнцу, —

Столько ребячества в них, а в глазах — ненужные слезы…

Солнце глядит и в сады, на аллею цветущую вишен,

В гущу черешен, и в ветви акаций с их запахом нежным.

Девушка ходит в саду, в голубое одетая платье,

Падают вдоль по спине белокурые длинные косы.

В руку ромашку взяла и гадает — совсем Маргарита!

Шепчет: «Любит… Не любит… Любит…» Эх, цветик невинный,

Чуть распустившийся! Ласкова так и красива… но дура:

Видно, любимого ждешь, — знать, писаря из префектуры,

Юношу «с будущим»… Так ли?.. Приходит он с трубкой и курит…

Солнце зашло между тем, а луна ожиревшей наседкой

Синим эфиром небес бредет, за собой оставляя

Следики лап золотых, которые блещут, как звезды.

Сутки проходят, и старец встает и на гору Рарэу

Медленно лезет в рубахе одной, босоногий, без шапки.

Чешет затылок и, морщась, на солнце глядит полусонный.

1873

Мифологическое (Михай Эминеску)